Музеи Пастернака, Чуковского, Окуджавы, история создания и проблемы поселка писателей Переделкино, Литфонд, Измалково — Самаринская усадьба, Лукино — резиденция святейшего Патриарха, храм Преображенения Господня и многое другое.

Склонение к склонению

Склонение к склонению


Ирина Левонтина


19 ноября 2013 года


 В «Записках об Анне Ахматовой» Л. К. Чуковской есть такой знаменитый фрагмент. Ахматова говорит: «Вы знаете, я считаю неприличным делать замечания людям, если они неверно говорят. Неприличным и пошлым. Ничего не поправляю, всё переношу. Но вот «во сколько» вместо «в котором часу» или вместо «когда», — тут она задохнулась от гнева и дальше произнесла по складам, я вы-нес-ти не мо-гу. И «мы живем в Кратово» вместо «в Кратове» тоже не могу».

Я тоже. Но в отличие от нее совершаю пошлые поступки: ору на собеседника. Или спрашиваю: почему вы говорите «живу в Переделкино», а не в «в Переделкине»? С чего бы? Ведь русский язык склонен к склонению. Почему же вы не склоняете названий? Или почему бы тогда не говорить: «Я живу в Москва»?

Надо, впрочем, заметить, что в другом месте Лидия Корнеевна возмущается: Беда глубже. Повскакали с мест приставки и кинулись невпопад на ни в чем не повинные существительные и глаголы. Торжествует победу приставка «по»: «помыть», «постирать», «погладить», «поменять» (вместо «вымыть», «выстирать», «выгладить», «выменять», «променять», «заменить», «переменить», «обменять», «поменяться»). Почему вместо «я не счел возможным» стали говорить «я не посчитал возможным»? Почему вместо «разобраться в этом деле» стали говорить «с этим делом»… А склонения, повторяю, склонения! «Я живу в Одинцово», «я живу в Кратово» — почему не в «Одинцове», не в «Кратове»? Вряд ли сейчас найдется много людей, которые готовы будут разделить негодование по поводу помыть или посчитать. Так что с Кратовом и Одинцовом мы еще пали не так низко: часть людей до сих пор не признает варианта живу в Кратово.

В целом, конечно, очевидно, что старая норма (в Кратове) постепенно вытесняется новой (живем в Кратово). Зрители даже постоянно пишут возмущенные письма, что вот, мол, как неграмотно сказали на Первом канале — у нас в Останкине. Недавно я была на фестивале в Болдине и имела возможность убедиться, что большинство его — вполне, естественно, интеллигентных — участников говорят здесь в Болдино, а у тех, кто говорит в Болдине, во многих случаях это норма выученная, а не исконная. Одна коллега написала мне по этому поводу: В Твиттере меня закидали тухлыми яйцами за мое напоминание про склонение. Искренне никто не подозревает даже.

Принято всё валить на военных. Собственно, и сама Лидия Чуковская говорила: всё дело, мол, в том, что военным удобнее, чтобы названия были в именительном падеже — во избежание путаницы. А то как же: в Пушкине — это про Пушкин или про Пушкино? Конечно, подобные прикладные соображения не могли бы сами по себе привести к столь существенному изменению грамматики, однако в русском языке уже давно действует так называемая тенденция к усилению аналитизма — увеличивается доля конструкций без морфологических показателей зависимости и количество разного рода неизменяемых элементов.

Лингвисты особенно активно писали об этом в 60-70-е годы прошлого века. Ну там, номер шесть вместо номер шестой, уловка двадцать два, человеку по имени Петр (вспомним Маршака — группа туристов по имени Твистер), а также всевозможные беж, квази, псевдо и пр. К началу нового тысячелетия тенденция стала нарастать лавинообразно: все эти монстры Пейте кока-кола, Покупайте в Евросеть, со вкусом клубника, не говоря уже о вполне привычных интернет образование, душ гель, или актимель малина клюква.

Правда, Покупайте в Евросеть и пастилу со вкусом клубника под натиском зануд и пуристов поправили, но в целом стоять на пути внутриязыковых процессов — дело неблагодарное. Лингвисты мало на что тут могут повлиять. Тем удивительнее вот что: раздражавшая еще Ахматову манера не склонять слова типа Переделкино с тех пор совсем было победила, но почему-то именно в этом месте телевизионные деятели искусств решили прислушаться к лингвистам и возрождают старую норму: в Переделкине.

Это стало очень заметно во время недавних событий в Бирюлеве, когда сообщениями о них были полны все выпуски теленовостей. На всех, кажется, федеральных каналах журналисты говорят в Бирюлеве и в Чертанове, а гости — не склоняют. В какой-то из дней было совсем уж забавно. С утра ведущий теленовостей заговорил о беспорядках в Бирюлево, но, не успела я удивиться, как через несколько секунд уже прозвучало в Бирюлеве. То ли в ухо редактор поправил, то ли сам вспомнил указание на планерке. Одна знакомая написала мне: После Бирюлева в моей газете пришлось просклонять даже Гольяново. Хотя раньше этого не делали. Действительно, раз в Бирюлеве, значит, и в Люблине-Строгине, и в Парголове-Кавголове. И, скорее всего, в Косове-Сараеве.

Что ж, я лично всецело за, хотя в успехе этого предприятия сомневаюсь. Но вот что меня тут живо интересует. Если бы получилось, это был бы редкий случай обратного развития в языке. Можно сказать, это была бы лингвистическая реставрация.

Мы любим говорить, что язык живет по своим законам, — и сравнивать его жизнь с жизнью природы. Это верно, разумеется. Какая таинственная сила, например, заставила все ударения в некоторых диалектах сдвинуться на один слог вперед (фонетический процесс в истории славянских языков — так называемая штокавская ретракция)? Но важно понимать, что язык — особенно литературный язык — всё же функционирует не совсем так, как природа.

В частности, некоторые лингвистические объекты по какой-то причине приобретают статус культурно охраняемых. Так, все знают, что зво́нишь — это страшная ошибка, причем ошибка знаковая, диагностическая, сулящая репутационные потери. При этом то, что мы говорим ва́ришь, а Пушкин говорил вари́шь (Печной горшок тебе дороже: / Ты пищу в нем себе вари́шь), никто культурной катастрофой не считает. А ведь в этих словах сдвиг ударения — это проявление одного и того же морфонологического процесса.

Никто и не заметил, что слово метро утратило свой мужской род (московский метро) и перешло в средний, но все знают, что мужской род слова кофе — это практически последний бастион цивилизации (хотя на самом деле и средний всегда был допустим в разговорной речи). Звони́шь и черный кофе — успели отхватить себе охранную грамоту. И, похоже, в обозримом будущем этим нормам ничего не угрожает.

Да ведь, собственно, вся культура — это борьба с природой. Столь же безнадежная, сколь и прекрасная. Впрочем, если бы это была не колонка, а пост в интернете, я бы поставила тут смайлик.


Источник: ТрВ 142, c. 3, "Авторская колонка"  


*        *        *

ВСЕ - В КНИГЕ

Подробнейшая информация о поселке и его достопримечательностях - в нашей книге "Переделкино. Сказание о писательском городке".

Лев Лобов и Кира Васильева

 


Комментарии Всего комментариев 0

 

Оставить комментарий

Ваше имя *

Ваш email *

Комментарий *

Поля, отмеченные * обязательны для заполнения