Музеи Пастернака, Чуковского, Окуджавы, история создания и проблемы поселка писателей Переделкино, Литфонд, Измалково — Самаринская усадьба, Лукино — резиденция святейшего Патриарха, храм Преображенения Господня и многое другое.

История вторая

«Русский дом»

Лев Лобов

image

На даче № 10А по улице Лермонтова сняты несколько памятных сцен «Русского дома».

image

Кира Васильева и Лев Лобов с эрделем Ларсом и немкой Гердой на своем участке. Осень 1989 года.

image

За воротами дома № 10А мало что изменилось с осени 1989 года.

Проснувшись по обыкновению поздно, где-то около девяти, в то осеннее утро восемьдесят девятого, я понял, что не доспал и меня разбудили самым отвратительным образом. Заполняя все пространство, на стодецибельной отметке гудел отборный английский мат. 

Той осенью Переделкином распоряжалось бабье лето. Не буду соревноваться с великими в описании всех прелестей этого замечательного сезона в нашем поселке — пустое! Лучше откройте томик стихов Бориса Пастернака: «Осень. Сказочный чертог, Всем открытый для обзора./ Просеки лесных дорог,/ Заглядевшихся в озера…»

Обретаясь в «сказочном чертоге», я тогда числился в одном из институтов Академии Наук на скромной должности инженера-технолога второй категории. На самом деле работал в качестве ответственного редактора 30-томной серии книг «Основы физического и прикладного материаловедения», которую планировали выпустить одновременно на русском и английском языках издательства «Металлургия» (Москва) и Hemisphere Publishing (New York, NY & Washington, DC). Ни одна из этих двух должностей толком не кормила. Зарабатывал на жизнь переводом советской научной литературы на английский для западных издательств (если любопытно, ткните сюда). Надо сказать, английский у меня — вполне профессиональный. После второго курса МИСиСа, который закончил по специальности «физика металлов», я перевелся на вечерний и ушел почти до самого диплома работать гидом в «Интурист». Так что занимался я своей материаловедческой серией с толком и удовольствием.

Вместе с проф. Олегом Абрамовым, который был замглавного редактора с советской стороны, мы тогда курсировали между Москвой, Нью-Йорком, Вашингтоном и Лондоном, где главный редактор серии с западной стороны проф. Коул заведовал кафедрой физики твердого тела в University of London. С советской стороны главным редактором был академик Юрий Осипьян, который к тому времени стал важной политической фигурой, вошел в президентский совет Горбачева, разъезжал на черно-длинном политбюровском членовозе, к нему приставили круглосуточную охрану. Ввиду этого наша серия вошла в список приоритетных направлений советско-американского сотрудничества. Все крутилось и вертелось в моей жизни: города, страны, лица, имена… но когда я бывал в Союзе, то работал в основном на дому, в Переделкине, в тиши «сказочного чертога».

Но что сделалось в это утро? И дома ли я вообще? Может быть, темные силы телепортировали меня куда-нибудь в глушь американской Небраски? Оглядываюсь: а… в окне еще зеленые ветки нашей сирени, на полу мои тапки. Есть повод обрадоваться, я в Переделкине! Откуда же тогда английские команды с fuck & shit? Галлюцинации? Или в Переделкине высадился англо-американский десант? Ну не могли же наши лесники (до сих пор матерившиеся исключительно на том, который бы выучил только за «то») за ночь сдать английский на TOEFL!

Наскоро оделся, чтобы пойти, разузнать. Жена Кира Владимировна говорит: «Возьми Ларса!» Действительно, Ларса было взять с собой совсем нелишним ввиду неопределенности ситуации. Хотя эрдели большие клоуны, за что и любимы народом, наш мог показать характер. Незадолго до описываемых событий он до крови прихватил за ногу нашу домработницу Любу, когда она пыталась закрыть от него другую нашу собачку, десятимесячную немку Герду, у которой неожиданно рано началась первая течка. Вообще же Ларс был препотешный пес. Пару дней назад наша ветеринарша, которая подрабатывала в качестве собачьего парикмахера, сделала ему художественную стрижку. Вы, читатель, видали эрделей, но вряд ли свежестриженных. Обычно их стригут для выставок, и это совсем другой вид эрделя. Красота неописуемая. Наш каким-то шестым собачьим чувством смекнул, что стал совершенно неотразимым. По этой причине он грациозно прохаживался вдоль сетчатого забора, мирно демонстрируя соседям свою красоту, хотя обычно не пропускал случая облаять всякого, кто появлялся на той стороне.

Выхожу я так с красавцем-Ларсом на поводке, с некоторой опаской поглядывая по сторонам, к перекрестку Гаражной и улицы Лермонтова и вижу вот какую престранную картину. Облокотившись на выдраенный до слепящего блеска новехонький БМВ 7-ой серии стоит элегантно одетый джентльмен среднего возраста и, не обращая на меня с Ларсом никакого внимания, сосредоточенно вычищает швейцарским перочинным ножиком (Swiss army knife) засохшую грязь из рифленой подошвы демисезонного мужского ботинка. Пожалуй, вид инопланетянина с выпученными стеклянными глазами и проволочными метелками вместо рук меня изумил бы меньше. Впечатление усиливали стоящие рядом две гаишные машины. Одна из них была еще невиданная ранее иномарка, одна из первых в ГАИ образца 1989 г. Гаишники были внутри, стало быть, все было под контролем. Или мне так показалось?

Английские команды вперемежку с ругательствами продолжались. Но мой джентльмен с ножом и ботинком в руках не был их источником. Они доносились из-за поворота дороги. Приблизившись к господину, погруженному в свое довольно странное занятие, спрашиваю, по-английски, естественно:

— А что вы здесь делаете?
Отвечает, не поднимая глаз, с выговором английских лордов (with a plum in his mouth):
— Cчищаю грязь с башмака Шона, fuck it!
— Шона?
Так и не удосужив меня взглядом, он кивнул в сторону улицы Лермонтова:
— Сходи, сам увидишь.

Свернув на Лермонтова, я увидел вот что. Вдоль стороны, обращенной к лесу, вся улица была запружена белыми автофургонами (caravans), которые до тех пор доводилось видеть только за рубежом. Вау! Повторю по-английски: Wow! С крыши одного из фургонов совершенно распоясавшийся динамик руководил действиями множества людей, занятых на улице какой-то по-видимому важной, возможно, нужной, но еще не совсем понятной деятельностью, которая сосредотачивалась на даче Ляли (№ 10А по Лермонтова). Переделкинцам со стажем не нужно объяснять, кто такая Ляля. Ольгу Пархоменко, а для друзей и знакомых просто Лялю, знали все, и она знала всех, в смысле tout le monde, конечно. Ее уютная двухэтажная дача с огромной по тем временам верандой была одним из нескольких переделкинских магнитов «светской» жизни. Увы, совсем недавно Ляля ушла из этой жизни. Теперь дачей владеет ее племянник Сергей Пархоменко, основатель и первый главный редактор «Итогов», ныне директор издательств «Иностранка» и «Колибри». Впрочем, он в Переделкине почти не бывает. Отцу пятерых детей, писателю, журналисту, бизнесмену, ведущему своей программы на «Эхе Москвы» сейчас не до Переделкина.

Да… бежит время! Но вернемся в осень 1989-го. Когда я приблизился к Лялиной даче, навстречу мне поспешала разношерстная бригада разнорабочих, каждый из которых волочил по охапке досок. Отчетливо читаемые «наши» были перемешаны с такими же отчетливо читаемыми «ихними». С самым большим грузом впереди шел высокий, спортивного вида господин, голову которого покрывала шотландская кепка с шахматным черно-белым рисунком. Поравнявшись со мной, он остановился, нагнулся к Ларсу, не выпуская досок из рук, и сказал, естественно по-английски, но уже с американским выговором:

— Вот моя собака (This is my dog)! — и добавил. — Ну разве он не красавец?

Ларс довольно завилял хвостом, как будто понимал по-английски, подлец.

Мы купили Ларса на Птичке уже годовалым. Двое молодых людей рассказали нам трогательную историю о том, как его хозяин, капитан дальнего плаванья и их дальний родственник (все очень дальнее), ну в общем плавал по всему свету (чего тогда завел скотину, скотина?), пес скучает (еще бы!), перегрыз всю мебель (настораживаюсь), да нет, это он путает (вступает другой детина), ничего он не грыз, а просто скучает (еще бы!). А Ларс сидит понурый и переводит невинный собачий взгляд с детин на меня, крутя головой как маятником: туда-сюда, туда-сюда. У собак слабо развито периферийное зрение, они едва ли могут скашивать глаза, поэтому им приходится крутить башкой, чтобы следить за перемещением интересующего их предмета. Ну, жаль мне стало симпатичного, одинокого кобелька, вот мы его и прикупили. И обошелся он нам что-то недорого, рублей в семьдесят всего, и это с родословной, где все отцы и праотцы и все матери и праматери — чемпионы (родословная поддельная, конечно). Учитывая возможность темных мест в происхождении Ларса, я осторожно заметил (по-английски, естественно):

— Э нет, это моя собака!
— Нет, я имел ввиду, что он страшно похож на моего эрделя. — Тут он протянул руку. — Пол, продюсер. — Сказал так, будто расставил все точки над всеми i на свете на все времена.
А я думаю: что за Пол, что за продюсер, чего продюсер? А вслух произношу:
— Привет, Пол! Меня зовут Лев, я сосед.
— Был рад знакомству, Лев, сосед. Оставь телефон помощнику. Я позвоню. А пока извини, спешу. — Сказал так, будто выдал орден, и повел за собой ватагу. Скоро он скрылся за воротами Лялиной дачи. Я дал телефон человеку, на которого указал Пол. От него же узнал, что Пол — это Пол Масланский (Paul Maslansky), продюсер «Русского дома», который снимает по роману Джона Ле Каре в Переделкине режиссер Фред Скепси (так и по-английски произносится; другое русское написание — Шепизи. Фред, между прочим, был председателем Московского международного кинофестиваля 2007-го года).

Часа в четыре пополудни позвонил продюсер Пол, я его пригласил в гости. Он сказал, что как раз свободен. Едва он появился на пороге, из холодильника на стол перекочевали припасенные для такого случая икра и запотевшая пол-литра «Столичной». Под эти дела переговорили за пару часов о всем на свете, от Горбачева, перестройки, гласности и прочего тогда очень важного, а теперь, как понимаю, чисто внешнего, до тех дел, которые заполняют жизнь, и вообще за жизнь как таковую, не привязанную к личностям и обстоятельствам (это, кажется, называется кухонной философией). Пол жаловался, что вынужден из-за денег снимать глупейшую, набившую оскомину «Полицейскую академию», но он счастлив только в работе над серьезным кино. (Сейчас думаю, что мир мог быть лучше, если бы все талантливые люди перестали гнуть совесть ради денег. Пол, это не в упрек тебе, а так, вообще…) Помню, в конце встречи, он поинтересовался, не являюсь ли я a person of Jewish persuasion (не перевожу, здесь есть непереводимая английская изюминка, которую услышал тогда впервые). Я ответил, что нет. Мой ответ ничего не изменил, я понял, что вопрос был задан из чистого любопытства.

Расставаясь, Пол пригласил нас с женой Кирой Владимировной на завтрашний обед киногруппы, который накрывали на территории стройцеха Литфонда, неподалеку от Лялиной дачи. Обещал познакомить с Шоном Коннери (самим агентом 007), Мишель Пфайффер, Роем Шайдером, Клаусом Марией Брандауэром, которые исполняли главные роли в фильме.

Но… Люблю я эти но, как умело и тайно они поворачивают жизнь в сторону от намеченной цели. На следующий день неожиданно было назначено заседание редколлегии моей драгоценной 30-томной серии, посвященной физическому и прикладному, нет, не рукоприкладству, а, помните, я говорил, материаловедению. Вместо обеда со звездами Голливуда, пусть и не в «Национале», пришлось мне на следующий день тащиться в Академию. Когда я вернулся, Пол уже уехал в город. Еще на следующий день он был так занят, что о знакомствах со звездами не было уже речи. А еще на следующий день я улетел в Лондон для встречи с западной частью моей редколлегии. Когда вернулся, съемки в Переделкине уже закончились.

Ляля Пархоменко, владелица дачи, на которой происходили съемки, после выхода фильма провела две, как она сказала, незабвенные, райские недели на роскошной вилле Пола Масланского в Голливуде. Не знаю, есть ли упоминание о ней в титрах фильма. Она его заслужила.

В конце июня 2007 г. я возил по Переделкину Александра Шевчука, зам. главного редактора «Элитной недвижимости», который заинтересовался материалом о поселке, подготовленном мной вместе с женой и соавтором Кирой Владимировной. Александр и я много фотографировали. Достали фотоаппараты и у дачи № 10А по улице Лермонтова, в которой происходили съемки «Русского дома» осенью 1989 года. Увидев через невысокий забор задранные на высоту поднятых рук фотоаппараты, нам отворил калитку моложавый господин. Я сказал, что местный, знал Лялю. Узнав о природе нашего интереса к дому, господин распахнул ворота, сказал радушно: «Снимайте!» Фотографии Александра оказались лучше моих. Привожу их с разрешения автора. Дача практически не изменилась снаружи с конца восьмидесятых. Флигель (не поместился на фото, справа от дома) был пристроен в начале девяностых. Ляля, если твой дух следит оттуда за земной жизнью, думаю, ему будет приятно знать, что ты теперь часть переделкинской легенды. Впрочем, ты всегда ею была.

Что, вы спрашиваете о Ларсе? Ну как же! Сказку о «Рыбаке и рыбке» помните? Наш Ларс прошел стопами пушкинской старухи, не оказавшись в конце у разбитого корыта! Сразу после похвалы заокеанской знаменитости он заважничал пуще прежнего и скоро тяпнул добрую нашу Любку так, что она слегла на две недели. На наши пространные и нежнейшие извинения она ответила: «Сама дура виновата! Не нужно было яму перечить». Люба, светлая ей память, она ведь тоже одна из легенд переделкинских. Приехав сюда в пятидесятые тоненькой девочкой-маляршей, она тут вышла замуж, нарожала детей. Когда лазить под потолки переделкинских дач стало невмоготу из-за возраста, Люба пошла в домработницы к одному поэту. Рассталась она с ним при драматических обстоятельствах. Поэт встречает Любу с выстиранной ею накануне рубашкой на пороге своей дачи:

— Люб, ты мне карман порвала.
— Где?
— Вот, гляди!
— Тут? Тут не я. Ты тут сам давечась порвал. Не успела зашить, давай починю.
— Ладно. А в кармане была пятидесятирублевка. Ты не видала?
— Иди ты, А-ша, на фиг со своей пятирублевкой.

Повернулась и ушла от него навсегда. Люба, конечно, была не сахар, но заподозрить ее в воровстве мог только гений, совершенно оторванный от реальной жизни. Мы Любой дорожили, поэтому пришлось расставаться с Ларсом. Наша ветеринарша сказала, что ввиду особенностей предмета о деньгах не может быть и речи, но вот пристроить Ларса в хорошие руки она сможет. Через неделю у нашего дома остановилась черная «Волга» с проблесковым маячком на крыше. Нашего соседа, починявшего крыльцо, как ветром сдуло (как бы чего!). Из «Волги» вышла представительного вида женщина в норке, что было слегка не по сезону, ибо на дворе стояло бесснежное начало ноября. Наш Ларс тут же подбежал к ней и прислонился к шубе (гад, предатель, блюдолиз!). Обменявшись парой ничего не значивших фраз с нами, дама с Ларсом на поводке исчезла в машине.

Больше мы Ларса не видели. Но от ветеринарши сначала узнали, что Ларс попал в цэковскую семью и что там в нем души не чают. Потом узнали, что он цапнул за ногу цэковского хозяина дома и нашего милого Ларса уже пристроили в другую, еще далее отстоящую от простого народа семью.

— Ларс-то наш на повышение пошел, но куда, ветеринарша не говорит, — обрадовала меня супруга. — Смотри теперь телек внимательно. Если увидим, что Горбачев захромал, ну ты понимаешь, все станет ясно.

Хромающего Горбачева мы так не увидели, но один член политбюро был вскоре замечен с перевязанной рукой. Не знаю, не знаю, чья это была работа. Но Ларс был явно создан для звездной жизни.

*              *              *

Навигация по разделу:

*             *               *

Больше историй - в нашей книге 

"Переделкино. Скзание о писательском городке".

Лев Лобов и Кира Васильева

Наша справка

Русский дом (The Russia House)


1990 год, США, Студия MGM
Режиссер: Фред Шепизи
Продюсеры: Поль Маслански и Фред Шепизи
Сценарий: Том Стоппард по одноименному роману Джона Ле Карре
В ролях: Шон Коннери (Бартоломью «Барли» Скотт Блэйр), Мишель Пфайффер, Рой Шайдер, Клаус Мария Брандауэр и др.
Места съемок: Ванкувер, Канада; Москва: отель «Националь», гостиница «Украина», ВДНХ, ул. Тверская, станция метро «Киевская», улицы Москвы, Загорск, Переделкино; Ленинград: гостиница «Прибалтийская», Дворцовая площадь, Невский проспект, улицы Ленинграда; Лиссабон, Португалия; Лондон, Великобритания.
Время: 133 минуты
Премьера в США: 19 декабря 1990 года.

Сюжет


Привлекательная русская женщина Катя Орлова (Пфайффер) — литературный редактор. Пытаясь переправить британскому издателю Барли Блэйру (Шон Коннери) рукопись известного советского ученого, Катя невольно втягивает их обоих в мир международного шпионажа. Рукопись, содержания которой достаточно для нарушения мирового баланса, перехвачена западной разведкой. Американские и английские секретные службы посылают Блэйра в Советский Союз для добычи новой информации о таинственной рукописи. Но когда Блэйр знакомится с Катей, ему приходится выбирать между возложенной на него миссией и страстью к женщине, для которой преданность собственной стране незыблема, как для самого Блэйра…

Это очень непростой фильм. Ле Карре в своем романе показывал гуманность русских и обличал безжалостные манипуляции человеческими судьбами, проделываемые западными службами. Коннери и Мишель Пфайффер, сыгравшая его любимую женщину Катю Орлову, старались сделать максимум из того, что предоставлял им сценарий, написанный Томом Стоппардом, блестящим чехословацким и британским драматургом. Роман оказался очень сложным для экранизации, и Стоппарду во многом не удалось передать все хитросплетения знаменитой книги Ле Карре. Режиссер Шепизи признавался, что, пожалуй, если бы Коннери не согласился сниматься в фильме, им бы вряд ли удалось что-либо сделать. Фильм казался абсолютно неперспективным в смысле кассовых сборов, но в результате собрал только в США более 20$ млн. И только Коннери мог сыграть главного героя романа Ле Карре, ироничного, хорошо выпивающего английского издателя, более обеспокоенного следующей бутылкой, чем миром на Земле. Характеризуя своего героя, Коннери говорит: «Барли Блэйр — это играющий на саксофоне издатель-пропойца, чья жизнь превратилась в сплошной хаос. Люди, которые встречаются в России, и столкновение с проблемами морального порядка помогают ему вновь обрести самого себя и восстановить контакт с окружающим миром». Картина «Русский дом» первая в истории чисто американская полнометражная художественная лента, которая снималась в СССР после начала периода гласности и перестройки.

Съемки


В СССР съемки фильма продолжались в течение 10 недель в Москве и Ленинграде. Двадцать один год — столько прошло с тех пор, когда Шон Коннери был в последний раз в Москве, снимаясь в фильме «Красная палатка». Тогда за ним, агентом 007, всегда и везде неотрывно следовали агенты КГБ. «Русский дом» должен был наглядно продемонстрировать реальную возможность доброжелательного сотрудничества между американскими и советскими людьми. Создатели этой картины с ее довольно смелым содержанием пошли непроторенными путями в том смысле, что они не призывали зрителя вставать на чью-то сторону, не побуждали его занять антиамериканскую или антисоветскую позицию.

В фильме виден доброжелательный, и даже восхищенный взгляд авторов «Русского дома» на Россию. На ее «открыточные» достопримечательности, на неприметную повседневную жизнь ее городских улиц, на тихую красоту ее природы. Страна в фильме увидена как бы глазами Барли Блэйра, несколько циничного английского джентльмена, любящего джаз и виски, но больше всего испытывающего тягу к необъяснимому феномену России, с желанием глубже познать загадочную и непредсказуемую русскую душу. В фильме «Русский дом» снимались и советские актеры, но сам сюжет не требовал большого числа русских героев. В картине есть сцена вечеринки поэтов в писательском дачном поселке Переделкино, но в ней снимались настоящие поэты, художники, а не актеры. Фильм от этого только выиграл. Люди на улицах Москвы и Ленинграда на присутствие такой большой иностранной киногруппы реагировали практически безразлично. Даже «Джеймс Бонд» — Шон Коннери не привлекал внимания. Люди были озабочены своими повседневными делами. Автографы у Коннери просили разве что итальянские туристы или американцы, которые узнавали актера. Если и был интерес, то к иностранным автомобилям. Продюсер фильма Поль Маслански рассказывал: «Люди интересовались нашей кухней. Было любопытство по поводу нашего оборудования. Русские охочи до всякой механики. Их интересовали съемочные краны, тележки и прочее. Никаких толп, как, например, при съемках в Нью-Йорке, Манхеттене, и в помине не было».

Скверная погода и непривычные предписания, регулирующие взаимоотношения американских и советских членов съемочной группы, явились причиной отдельных конфликтов. Этому способствовали также и реально существовавшие в то время в Советском Союзе трудности с обеспечением населения продуктами питания. Один из работников американской команды вспоминает случай, связанный со съемками у продовольственного магазина. Сценарий предусматривал, чтобы в витрине было выставлено больше разнообразных товаров. Директор магазина, идя на встречу просьбам режиссера, выставил припрятанные в кладовке продукты. Изголодавшиеся советские граждане собрались перед магазином в надежде купить выложенное за окном продовольствие. Их ожидало горькое разочарование. После окончания съемок все продукты вновь моментально исчезли в потайных закромах. Советские официальные власти не разрешали западным кинокомпаниям кормить советских граждан, занятых на съемках иностранных фильмов. Мишель Пфайффер рассказывала: «В стране, где царил голод и невозможно было купить даже куска мыла, они сидели и смотрели, как мы поглощаем горы горячих дымящихся спагетти». Пфайффер была так этим возмущена, что долго не могла подобрать приличных слов, и все были потрясены, услышав, как эта фея ругается словно грузчик…

К счастью для фильма, который временами был довольно труден для восприятия, Коннери и Пфайффер смогли своей игрой удержать внимание и интерес зрителей. Эта картина много дала Мишель Пфайффер, резко повысив ее рейтинг как одной из самых тонких и естественных актрис современности. Джеймс Фокс, остро и выразительно сыгравший шефа британской разведки, был потрясен актерским мастерством Шона Коннери. Он рассказывал: «Я мог наблюдать его актерскую работу довольно близко в течение нескольких недель съемок „Русского дома“. Я воспринимаю Шона как выдающегося артиста, способного с помощью своих удивительных творческих возможностей и строгой дисциплины создать потрясающе глубокий образ на экране. Мое уважение к Коннери сказывается в том, что я очень часто думаю о нем. Он оказал неизгладимое влияние на меня как на личность, а также на мое собственное понимание искусства актера».

По материалам сайта. Печатается с разрешения авторов сайта.

 

*                   *                     *

ФИНАЛЬНАЯ РАСПРОДАЖА КНИГИ "ПЕРЕДЕЛКИНО"

АКЦИЯ! Финальная суперраспродажа книги «Переделкино. Сказание о писательском городке». Последние 30 экземпляров с 65 %-ной скидкой по специальной цене 2350 руб, включающей доставку по Москве в пределах МКАД, а также в Переделкине, Солнцеве, Ново-Переделкино, Одинцове. Ждем ваших заказов на почту peredelkinoland@gmail.com.

Комментарии Всего комментариев 0

 

Оставить комментарий

Ваше имя *

Ваш email *

Комментарий *

Поля, отмеченные * обязательны для заполнения